Bogumila писал(а): 22 июн 2021, 08:32
Витя просто живет в семье, мы все сообразуемся друг с другом - и он тоже.
Это очень хорошо!) У меня примерно то же самое было. Правда команды мы всякие разучивали и использовали. Но они у нас были такие — большинство очень нестандартные.) И стандартные заменялись на нестандартные. И использовались необычно. Чаще всего, в пиковых ситуациях, произносилось одно из имён собаки (а их было несколько помимо официального "Хильд", — "Манюша", например) — с разной интонацией, громкостью, высотой и длительностью. И, как правило, всё разрешалось лучшим образом.)
Тех же кошек Хильд ооочень любила погонять. Не то, чтобы она их ненавидела, но спокойно на них смотреть не могла, особенно первое время, после нашего воссоединения.
Бывало что, девочка самозабвенно летела за кошкой, вся отдавшись гонке, на пределе возможностей, могла догнать её (если в чистом поле где-нибудь, к примеру), и затем не знала что с ней делать: бежала кошка, бежала Хильд, кошка уже оказывалась между передних лап Хильд, иногда даже под брюхом у собаки; Хильдёна могла тыкнуть в неё носом, но и всё. Обычно собака притормаживала, кошка пользовалась моментом и вырывалась вперёд, и Хильд снова припускала за ней вдогонку. Собаке, судя по всему, был — не важен результат, а — интересен процесс.)
Через какое-то время, мы достигли взаимопонимания, и даже когда проходили, на прогулке, мимо вожделенной кошки, и Хильдёна уже вся подбиралась и собиралась, достаточно было произнести: "Манюша!", — и спокойно идти дальше, без поводка, без опасений, что собака побежит в атаку.
Правда, иногда, каюсь, я отпускал Хильдёну за кошкой. Знал, что кошке вреда не будет, а собаке — развлечение, возможность побегать и порезвиться.
Идём мы с собакой с прогулки, к примеру, ничего примечательного не случилось за всё время гуляния, и тут, — возле тропинки сидит какая-нибудь наглая кошачья особь (среди них есть очень сообразительные, и хорошо чувствующие, когда можно понаглеть), и не уходит. В таких случаях я мог сказать, обращаясь к Хильдёне: «Ну иди, посмотри, что это такое там сидит.». Два раза повторять такую «команду» ни разу не пришлось.))
Хильдёна припускала к кошке, а с той вся важность слетала в одно мгновение.
Один раз, ранним, летним, росистым, прохладным утром, мы с Хильд шли с прогулки к дому, и на дороге, на песчаной обочине, возле асфальта, сидел котёнок. К нам спиной. О чём он там мечтал — мне неведомо. Но нас он не приметил и не учуял.
Правда ветер веял от него к нам, а я был в резиновых сланцах — завидев котёнка стал ступать осторожно, и шагов было не слышно.
Хильдёне, шёпотом, я сказал: «Тише, тише..», — она пригнулась, присогнула лапы, вытянула шею, навострила уши, и очень аккуратно и тихо ступая, приближалась к котёнку.
А тот так и сидел — выставив мордочку навстречу лёгонькому ветерку. Мы подошли к котёнку вплотную, Хильд уже нависла над ним — сначала головой, затем грудью, затем уже передние лапы собаки ступили по обе стороны от него, и нос собаки навис над макушкой котёнка. Здесь он что-то почуял — что-то не то. Но что — ещё, судя по всему, — не осознал.
Хильдёна оказалась даже в некоторой прострации. Обычно кошки от неё убегали. А даже если не убегали, — такое изредка случалось, — то выгибали спину, топорщили шерсть и усы, таращили глаза, раззевали свои маленькие пасти, и шипели как змеи. А здесь — ничего подобного. Такое с Хильд произошло впервые, и у собаки случился — полный разрыв шаблона.)
Кончилось тем, что Хильд ткнула, слегка, котёнку в макушку носом. Тот задрал мордочку и ошалел. Встал, выгнулся, вертанул головёнкой туда-сюда; я произнёс: «Нельзя.», — Хиьлдёна так и осталась стоять, нагнув голову к груди. А котёнок так и не знал куда ему деваться.
Пришлось отводить собаку. И только когда лапы Хильд отступили с боков котёнка — тот наконец-то немного пришёл в себя, и сиганул в заросли травы, что буйно разрослась в придорожной канаве.
Жалко не было со мной телефона, я бы заснял сие действо.)
Bogumila писал(а): 22 июн 2021, 08:32
Мы Витю жестко наказали один раз в жизни - когда он подростком играючи напугал и уронил ребенка.
Ещё в бытность Хана, гуляли с подругой в полях. Она была с пятилетним сыном (очень был шебутной и капризный, — избаловали бабушка с дедушкой). Я с Ханом. Было тёплое, ласковое лето, начало августа; стоял тихий, ясный вечер; солнце опускалось к вершинам сосен на дальнем берегу ручья, вдоль широкой поймы которого мы гуляли. Идиллия.
На ходу мы о чём-то мило беседовали с подругой, её чадо резвилось рядом. Я время от времени бросал Хану палку — тот бегал за ней, — любил побегать за палкой, мячиком, или чем-то ещё. После очередного броска Хан помчался к палке, и к ней же, из куста высокой травы, сунулся сын подруги. Хан и ребятёнок столкнулись лбами. Хан даже не шелохнулся, схватил палку и побежал ко мне. Пацана откинуло, он плюхнулся на спину, и через несколько секунд, простор над полями пронизал громкий детский плач.
Я уже начал было произносить гневную речь в воспитательных целях..., но, — раздался сердитый голос подруги, которая строго отчитывала своё чадо.
Я тут же прервал свой спич в отношении собаки (мгновенно решив, что пёс, в сущности и не виноват)), и попытался заступиться за неудачливого паренька. Подруга ответила, что ему (детёнышу) было сказано не один раз — «К собаке не суйся!», — и продолжила свою отповедь. Парень поревел минут пять, и успокоился.
Чуть позже я вручил ему палку и предложил бросить. Тот бросил. Я сказал Хану: «Где палочка?», и тот побежал за ней. Правда палку принёс мне.) И всё наладилось. Мы гуляли, разговаривали. Хан бегал за палкой, которую бросал то я, то ребёнок.
«И бысть мир и любовь посреди их великия…» (с))
На самом деле детей Хан не любил. Он относился к ним — философски, скажем так. Обычно дети сами к нему не подходили. Как-то он не внушал им доверия. Видимо, от него исходило что-то такое, что не располагало к интимностям. А если спрашивали меня можно ли погладить собаку, и я соглашался, — то говорил псу «Спокойно», — тот сидел, а какой-нибудь ребёнок его поглаживал по боку или по спинке. По голове гладить, почему-то, никто не решался.) Но свои, внутрисемейные были «допущены к телу», — племянница моя, к примеру, — могла с Ханом спокойно играть, гладить, трогать, обнимать, — он её признавал.